Какие у меня были профессии

Я не знаю, сколько есть разных профессий. Один знакомый интеллигент мне сказал, будто всего на земном шаре триста девяносто профессий.

Ну, это он, конечно, перехватил, но, вероятно, всё же около ста профессий имеется.

Нет, все сто профессий я не имел, но вот пятьдесят профессий я действительно испытал.

И вот перед вами человек, который испытал на себе пятьдесят профессий.

Интересно, кем я только не был.

Нет, я, конечно, не был там каким-нибудь экономистом, химиком или там пиротехником, скульптором и так далее. Нет, я не был академиком или там профессором анатомии,алгебры или французского языка. Я не скрою от вас — я не занимал разные интеллигентские посты, не смотрел в подзорные трубы, чтоб видеть разные небесные явления, планеты и кометы, не шлялся по шоссе с такой, знаете, маленькой трубочкой на треножнике для измерения высоты поверхности. Не строил мосты или там здания для посольства. И не затемнял свой рассудок математическими вычислениями количества белых шариков в крови.

Да, эти профессии, не скрою от вас, я не испытывал. Мне не хватало для этого всей высоты образования и знания иностранных языков. Тем более что до революции я был отчасти малограмотный. Читать мог, но писать уже не всегда осмеливался.

И через это, конечно, к сожалению, не могу вам ничего рассказать про такие возвышенные профессии, которые основаны там на науке или там на технике или медицине.

Хотя должен вам сказать, что с медициной я сталкивался и даже одно время был врачом. Меня избрали на этот пост свои же полковые товарищи вскоре после февральской революции.

Я тогда служил в царской армии и был рядовым ефрейтором.

Вот после революции ребята мне и говорят:

— У нас полковой врач такая, извините, холера, что никому почти освобождения не даёт, несмотря на февральскую революцию. Очень бы хотелось его сменить. Вот бы, говорят, хорошо, если бы вы согласились на эту должность. Тем более, говорят, все должности сейчас выборные,— вот бы мы тебя и выбрали.

Я говорю:

— Отчего же. Конечно, выбирайте. Я, говорю, человек, понимающий явления природы. Понимаю, что после революции ребятам хотелось бы смотаться по домам и поглядеть, как и чего. Керенский, говорю, этот артист на троне, завертел волынку до победного конца. И полковой врач ему в дудочку подыгрывает и нашего брата не отпускает. Выбирайте меня врачом — я вас почти всех отпущу.

Вот вскоре после того сменяют командира полка, сменяют подряд офицеров и нашего пресловутого медика. И на его место назначают меня приказом.

Работа оказалась, конечно, трудная и, главное, бестолковая.

Едва послушаешь больного в трубку, как он хнычет и отпрашивается домой. А если его не отпускаешь, он очень на врача наседает и чуть не хватает его за горло.

Профессия совершенно глупая и небезопасная для жительства.

А если больному дашь порошки — он их жрать не хочет, а швыряет порошки врачу в лицо и велит писать увольнительную.

Ну, для формы спросишь — какая у тебя болезнь? Ну, больной сам, конечно, назвать болезнь не берётся и тем самым ставит врача в тупик, поскольку врач не может все болезни знать наизусть и не может писать в каждой путевке только: брюшной тиф или там вздутие живота.

Другие, конечно, говорят:

— Пиши чего хочешь, только отпусти, поскольку душа болит — охота поглядеть на домашних.

Ну, напишешь ему: душевная болезнь, и с этой диетой отпускаешь.

Но вот вскоре надоедает мне эта бестолковая профессия. И вот пишу я сам себе путёвку с обозначением: душевная болезнь первой категории.

Выезжаю с фронта и, значит, на этом заканчиваю эту свою профессию.

После судьба кидает меня в разные стороны — туда и сюда, как, извините за сравнение, скорлупу в бурном море.

Я делаюсь милиционером. После слесарем, сапожником, кузнецом. Я подковываю лягающих лошадей, дою коров, дрессирую бешеных и кусачих собак. Играю на сценах. Поднимаю занавеси. И так далее, и тому подобное, и прочее.

При этом снова год нахожусь на фронте в Красной Армии и защищаю революцию от многочисленных врагов.

Снова освобождаюсь по чистой. Занимаю должность инструктора по кролиководству и куроводству. Становлюсь агентом уголовного розыска. Делаюсь шофером. И по временам пишу критические отзывы и острые дискуссионные статьи относительно театра и литературы.

И вот перед вами человек, который имел в своей жизни пятьдесят, а может, даже и больше профессий.

Некоторые профессии были у меня странные и удивительные. Была у меня до революции одна очень такая странная профессия.

А был я тогда в Крыму. И служил в одном имении. Там было четыреста коров. Масса коз, много курей и до черта баранов. Всё это создавало почву для развития сельскохозяйственного дела.

И вот меня нанимают туда пробольщиком.

Одним словом, в мою обязанность входит пробовать качество масла и сыра.

Это масло и сыр отправлялись на пароходе за границу. И надо было всё это пробовать, чтоб мировая буржуазия не захворала от недоброкачественного товара.

Конечно, дай вам попробовать масла или сыру — вы небось не откажетесь. Но если, предположим, пробовать эту продукцию с утра и до вечера и ежедневно и целый год, то вы волком завоете и свет перед вами померкнет.

Нет, я не был специалистом по этому делу. И совершенно случайно попал на эту профессию.

Мне тогда было двадцать три года. Все было тьфу и трын-трава. И я тогда шлялся по крымским дорогам, надеясь где-нибудь найти работу.

И вот иду по дороге и слышу — молочным хозяйством пахнет. А тут тем более я не ел два дня. И вот взял и пошёл на этот приторный запах. Думаю, подкараулю какую-нибудь корову, подою маленько и тем самым подкреплю свои ослабшие силы.

Вижу — за забором сарай. Наверное, думаю, там коровы. Перемахнул через забор. Захожу в сарай. Вижу — там не коровы, а круги сыра лежат. Только я хотел стибрить кусок сыру — вдруг управляющий идёт.

— Ты,— говорит,— что, из наших рабочих?

Нет, я особенно не смутился. Думаю, успею дать тигаля. Тем более — кругом народу нету и забор близко. И потому отвечаю с некоторым нахальством:

— Нет, не из рабочих, но имею мечту на нечто подобное.

Он говорит:

— А, к примеру, зачем же ты в руку сыр взял?

Я говорю не без нахальства:

— Хотел, знаете, этот сыр попробовать,— сдается мне, что он кисловат на вкус. Не умеете делать, а берётесь.

Вижу — управляющий даже растерялся от моих слов. Даже, видать, не понимает, что к чему.

Он говорит:

— Как это? Почему кисловат? Ты что, каналья, специалист, что ли, по молочному хозяйству?

Я думал, он шутит, чтоб себя разозлить, с тем чтобы покрепче меня ударить. И говорю:

— Вы угадали. По молочному хозяйству я есть первый специалист города Москвы. И мимо этих молочных продуктов не могу пройти, чтоб их не попробовать.

Вдруг управляющий улыбается, жмёт мне руки и говорит:

— Голубчик!

Он говорит:

— Голубчик, если ты специалист, то я тебе дам преогромное жалованье, только сделай милость, становись скорей на работу. Тут на днях заграничный пароход приходит, надо груз отправлять, а рассортировать товар и его попробовать некому. И сдаётся мне, что иностранная буржуазия наглотается негодных продуктов, и после неприятностей не оберёшься. А у меня, как назло, один специалист холерой заболел и теперь категорически не хочет ничего пробовать.

Я говорю:

— Пожалуйста. А что надо делать?

Он говорит:

— Надо попробовать шестьсот двадцать бочек масла и тысячу кругов сыру.

У меня желудок задрожал от голоду и удивленья, и я отвечаю:

— Пожалуйста. Об чём речь? Принесите мне буханку хлеба, и я сейчас к этому приступлю с преогромной радостью. Я, говорю, давно мечтал именно такую профессию себе найти — пробовать то и сё.

И сам в душе думаю: нажрусь до отвалу, а там пускай из меня лепёшку делают. И небось не сделают — убегу на своих сытых ногах.

— Ну,— говорю,— несите поскорей буханку, я очень тороплив в работе. Если мне что загорится — мне сразу вынь и положь. Несите хлеб, а то я прямо соскучился без этой своей профессии.

Вижу — управляющий глядит на меня с недоверием.

Он говорит:

— Тогда я сомневаюсь, что ты есть лучший в мире специалист по молочному хозяйству. Молочные продукты пробуют без хлеба и без ничего, иначе не узнаешь, какой именно сорт и какой вкус.

Тут я вижу, что засыпался, но говорю:

— Это я сам знаю. И вы есть толстобрюхий дурак, если не понимаете. Я хлеб не для еды буду употреблять, а мне надо соприкасать эти два продукта, в силу чего я увижу окисление, и тогда, попробовав, не ошибусь в расчёте, какая там есть порча. Это, говорю, есть последний заграничный метод. Я, говорю, удивляюсь на вашу серость и отсталость от Европы.

Тут меня торжественно ведут туда и сюда. Записывают. Одевают в белый балахон и говорят: «Ну, пойдём к бочкам».

А у меня от страху душа в пятках и ноги еле двигаются.

Вот пошли мы к бочкам, но тут, на моё счастье, вызывают управляющего по спешному делу. Тут у меня на сердце отлегло. Я говорю рабочим:

— Выручайте, братцы, то есть ни черта не понимаю в этом деле. Хотя укажите поскорей, чем пробовать масло — пальцем или особой щепочкой.

Вот рабочие смеются надо мной, умирают со смеху, тем не менее рассказывают, что надо делать и, главное, что говорить.

Вот управляющий приходит — я ему прямо затемнил глаза. Говорю разные специальные фразы, правильно пробую. Вижу — человек даже расцвёл от моей высокой квалификации.

И вот к вечеру, нажравшись до отвалу, я решил не уходить с этого хлебного места. И вот остался.

Профессия оказалась глупая и бестолковая. Надо пробовать масло особой такой тонкой ложечкой. Надо подковырнуть масло из глубины бочки и пробовать его. И чуть маленько горечь, или не то достоинство, или там лишняя муха, или соль — надо браковать, чтоб не вызвать недовольства среди мировой буржуазии.

Ну, сразу, конечно, я не понимал разницы,— каждое масло мне чересчур нравилось, но после кое-чему научился и стал даже покрикивать на управляющего, который чересчур был доволен, что нашёл меня. И даже писал своему владельцу письма, где наплёл про себя разные истории и просил себе надбавку или там какой-нибудь трудовой орден за отличные дела.

Так вот, конечно, первые дни мне профессия нравилась. Бывало, отхватишь сыру да навернёшь масла — лучше, думаю, работы и не бывает на земном шаре.

После вижу — что-то не того.

Через две недели я начал страдать, вздыхать и мечтать уже с этим расстаться.

Потому за день напробуешься жиров, и глаза ни на что не глядят. Хочешь чего-нибудь скушать, а душа не принимает. И внутри как-то тошно, жирно. Никакая пища не интересна, и жизнь кажется скучной и бестолковой.

И при этом ещё строго запрещалось пить. Никакого вина или там водки нельзя было в рот брать. Потому алкоголь отбивает вкус, и через это можно натворить безобразных делов и перепутать качество.

Короче говоря, через две недели я ложился после работы вверх брюхом и неподвижно лежал на солнце, рассчитывая, что горячее светило вытопит у меня лишний жир и мне снова захочется ходить, гулять, кушать борщ, котлеты и так далее...

А был там у меня в этих краях один приятель. Один прекрасный грузин. Некто Миша. Очень чудный человек и душевный товарищ. И был он тоже дегустатор, пробольщик. Но только в другом деле. Он пробовал вино.

Там, в Крыму, были такие винные подвалы — удельного ведомства. Вот там он и пробовал.

И профессия его, чересчур бестолковая, была даже хуже моей.

Ему даже кушать не разрешалось. С утра до вечера он пробовал вино и только вечером имел право чего-нибудь покушать.

Меня мутило от жиров, и в рот ничего не хотелось взять. И выпить не разрешалось. И аппетита не было.

А у него наоборот. Его распирало от вина. Он с утра насосётся разных крымских вин и еле ходит, и прямо свет ему не мил.

Вот в другой раз встретимся мы с ним вечером — я сытый, он пьяный, и видим — наша дружба ни к чему. Говорить ни о чём неохота. Он хочет кушать, я, наоборот, хочу выпить. Общих интересов мало, и вкус во рту мерзкий. И сидим мы вроде как обалделые и в степь глядим. А в степи ничего. А над головой — небо и звёзды. А где-то, может быть, идёт жизнь, полная веселья и радости...

Вот я ему однажды и говорю:

— Надо, говорю, уходить. И хотя у меня контракт до осени, но я, безусловно, этого не выдержу. Я отказываюсь кушать масло. Это унижает моё человеческое достоинство. Я смотаю удочки, стибрю круг сыру — и только меня толстобрюхий управляющий и видел.

Он говорит:

— До осени уходить не расчёт. Работы сейчас не найти. А надо нам с тобой чего-нибудь такое оригинальное придумать. Дай срок — я подумаю, голь на выдумки хитра.

И вот однажды он мне и говорит:

— Знаешь что — давай временно поменяемся профессией. Давай я буду пробовать масло, а ты временно пробуй вино. Неделю или две поработаем так, а после опять поменяемся. А потом опять. Вот оно и получится у нас какое-то равновесие. И, главное, отдохнём, если они, черти, не дают отпуска, а заставляют без отдыха жрать и пить.

Я очень радуюсь этим словам, но выражаю сомнение, что наши управляющие захотят этого.

Он говорит:

— Это я берусь уладить.

И вот берёт он меня за руку и ведёт к своему управляющему по винной части.

— Вот,— говорит,— этот низенький опытный господин смело может меня заменить на две недели. Тут ко мне тётка из Тифлиса приехала, и я интересуюсь её повидать. А он за меня будет пробовать и соблюдать ваши интересы.

Управляющий говорит:

— Ладно. Покажите ему, какие тут вина и как чего надо делать. И через две недели возвращайтесь. А то мы натворили тут делов. Заместо столового вина взяли «Аликоте» в Москву отправили. Чистое безобразие.

Вот тогда я, в свою очередь, беру Мишу за руку и веду его к своему толстобрюхому управляющему.

— Вот,— говорю,— этот высокий опытный господин смело может заменить меня на две недели. Тут ко мне тётка из Тифлиса приехала, и я интересуюсь её повидать и покалякать с ней о разных разностях.

Управляющий говорит:

— Ладно. Покажите ему, как и чего, и через две недели приезжайте. А то и так у нас беспорядок. Заместо сливочного масла мы отправили в Персию сметану. Персы могут обидеться и не захотят её кушать.

Вот стали мы на свою новую работу.

Я пробую вино. А Миша пробует масло.

Но тут с нами происходит чушь и неразбериха.

В первый же день Миша наедается масла и сыру до того, что заболевает судорогами. А я с первых же двадцати глотков от непривычки пить до того захмелел, что подрался с Мишиным управляющим. И хотел его в винную бочку поковырнуть за то, что он сказал плохие слова про моего приятеля.

Тут на другой день мне дали по шапке и велели убираться.

И Мише дали расчёт и тоже велели убираться.

Вот встречаемся мы с ним и смеёмся. Думаем — наплевать. Отдохнули пару дней и теперь снова можем приняться за своё ремесло.

Но тут случается так, что оба наши управляющие снюхались и узнали наш обман: и какие у нас две недели, и какая у нас тётка в Тифлисе, и какой у нас опыт.

Оба они призывают нас, кричат страшными голосами и велят убираться.

Нет, мы особенно не горевали. Я взял круг сыру, а Миша вина. И всю дорогу мы пели и пели песни. А после устроились на другую работу.

А вскоре разразилась война. Потом революция. И я потерял своего друга из виду.

И недавно узнаю, что он проживает на Кавказе и имеет хорошую, чудную командную должность.

И я мечтаю к нему поехать. Мечтаю встретить его, поговорить и сказать ему: «Молодец!»

Ох, он, наверное, обрадуется, когда увидит меня! Тоже, может быть, скажет мне: «Молодец!» И велит подать лучший шашлык.

Тут мы с ним будем кушать и вспоминать, кем мы были и кем стали.

Засыпались

Станция Тимохино. Минуты две стоит поезд на этой станции. Ерундовая вообще станция. Вроде полустанок. А глядите, какие там дела творятся. На ткацкой фабрике.

Стала пропадать там пряжа.

Месяц пропадает. И два пропадает. И год пропадает. И пять лет пропадает... Наконец на шестой год рабочие взбеленились.

— Что ж это,— говорят,— пряжа пропадает, а мы глазами мигаем и собрание не собираем. Надо бы собрание собрать: выяснить — как, чего и почему.

Собрались. Начали.

Все кроют последними словами воров. И этак их, и так, и перетак.

По очереди каждый гражданин выходит к помосту и кроет.

Старший мастер Кадушкин едва не прослезился.

— Братцы! — говорит.— Пора по зубам стукнуть мошенников. До каких пор будем терпеть и страдать?!

После старшего мастера вышел ткач Егоров, Василий Иванович.

— Братцы,— говорит, — не время выносить резолюции. Иначе как экстренными мерами и высшим наказанием не проймёшь разбойников. Пора сплотиться и соединиться. Потому — такая чудная пряжа пропадает — жалко же. Была бы дрянь пряжа — разве плакали бы?! А то такая пряжа, что носки я три года не снимая ношу — и ни дырочки.

Тут с места встаёт старший мастер Кадушкин.

— Ха! — говорит,— носки. Носок, говорит, вроде как сапогом защищён. Чего ему делается! Я вот, говорит, свитер с этой пряжи два года ношу, и всё он как новенький. А ты, чудак, с носком лезешь.

Тут ещё один ткач встаёт с места.

— Свитер,— говорит,— это тоже не разговор, товарищи. Свитер, говорит, это вроде как костюм. Чего ему делается. Я, говорит, перчатки шесть лет ношу, и хоть бы хны. И ещё десять лет носить буду, если их не сопрут. А сопрут, так вор, бродяга, наносится... И дети, говорит, все у меня перчатки носят с этой пряжи. И родственники. И не нахвалятся.

Тут начали с места подтверждать: дескать, пряжа действительно выдающаяся, к чему спорить. И не лучше ли, заместо спора, перейти к делу и выискать способ переловить мошенников.

Были приняты энергичные меры: дежурства, засады и обыски. Однако воров не нашли.

И только на днях автор прочёл в газете, что семь человек с этой фабрики всё-таки засыпались. Среди засыпавшихся были все знакомые имена: старший мастер Кадушкин, Василий Иванович Егоров и другие.

А приговорили их... Тьфу, чёрт! Мне-то что — к чему их приговорили? Недоставало адрес ихний ещё сообщить. Тьфу, чёрт, а ведь сообщил — станция Тимохино.

Ах, читатель, до чего заедает общественное настроение.

Закорючка

Вчера пришлось мне в одно очень важное учреждение смотаться. По своим личным делам.

Перед этим, конечно, позавтракал поплотней для укрепления духа. И пошёл.

Прихожу в это самое учреждение. Отворяю дверь. Вытираю ноги. Вхожу по лестнице. Вдруг сзади какой-то гражданин в тужурке назад кличет. Велит обратно спущаться.

Спустился обратно.

— Куда,— говорит,— идёшь, козлиная твоя голова?

— Так что,— говорю,— по делам иду.

— А ежли,— говорит,— по делам, то прежде, может быть, пропуск надо взять. Потом наверх соваться. Это,— говорит,— тут тебе не Андреевский рынок. Пора бы на одиннадцатый год понимать. Несознательность какая.

— Я,— говорю,— может быть, не знал. Где,— говорю,— пропуска берутся?

— Эвон,— говорит,— направо в окне.

Подхожу до этого маленького окна. Стучу пальцем. Голос, значит, раздаётся:

— Чего надо?

— Так что,— говорю,— пропуск.

— Сейчас.

В другом каком-нибудь заграничном учреждении на этой почве развели бы форменную волокиту, потребовали бы документы, засняли бы морду на фотографическую карточку. А тут даже в личность не посмотрели. Просто голая рука высунулась, помахала и подаёт пропуск.

Господи, думаю, как у нас легко и свободно жить и дела обделывать! А говорят: волокита. Многие беспочвенные интеллигенты на этом даже упадочные теории строят. Чёрт их побери! Ничего подобного.

Выдали мне пропуск.

Который в тужурке, говорит:

— Вот теперича проходи. А то прёт без пропуска. Этак может лишний элемент пройти. Учреждение опять же могут взорвать на воздух. Не Андреевский рынок. Проходи теперича.

Смотался я с этим пропуском наверх.

— Где бы,— говорю,— мне товарища Щукина увидеть?

Который за столом, подозрительно говорит:

— А пропуск у вас имеется?

— Пожалуйста,— говорю,— вот пропуск. Я законно вошёл. Не в окно влез.

Поглядел он на пропуск и говорит более вежливо:

— Так что, товарищ Щукин сейчас на заседании. Зайдите лучше всего на той неделе. А то он всю эту неделю заседает.

— Можно,— говорю.— Дело не волк — в лес не убежит. До приятного свидания.

— Обождите,— говорит,— дайте сюда пропуск, я вам на ём закорючку поставлю для обратного прохода.

Спущаюсь обратно по лестнице. Который в тужурке, говорит:

— Куда идёшь? Стой!

Я говорю:

— Братишка, я домой иду. На улицу хочу пройти из этого учреждения.

— Предъяви пропуск.

— Пожалуйста,— говорю,— вот он.

— А закорючка на ём имеется?

— Определённо,— говорю,— имеется.

— Вот,— говорит,— теперича проходи.

Вышел на улицу, съел французскую булку для подкрепления расшатанного организма и пошёл в другое учреждение по своим личным делам.

Живые люди

Что-то последнее время я стал часто про попов писать.

Сколько имеется важных и оригинальных проблем, а перо иной раз склоняется к описанию духовенства.

Конечно, это тоже, я так думаю, отчасти сатира, если про попов писать. Тем более они в настоящее время усилили свою деятельность. Многие из них включились в активное движение по завербовке населения в лоно религии. Другие хлопочут, чтоб их куда-нибудь там выбрали. Третьи вообще распространяют религиозные и сумбурные идеи. Так что писать про это не есть отставание от жизни или там выбор безответственных тем.

Одну сельскую церковь обслуживал старенький поп. И вот он чем-то захворал и уехал, и на его место прибыл новый поп, вдобавок молодой, энергичный, из новых кадров.

Вот он прибыл на село и думал, что тут ему моментально отведут квартиру и всё прочее. Но как раз этого не случилось. У некоторых не было лишнего помещения, а другие стеснялись пустить к себе попа. Они говорили: «Попа мы пустим, а потом про нас будут говорить: вот, дескать, пустили попа».

Подобное отношение не смутило энергичной души священнослужителя. Он так сказал на селе:

— То, что вы меня не пустили на свою жилплощадь, показывает всю слабость работы моего престарелого предшественника. Но не такое я есть лицо, которое отступает в панике и беспорядке. Жить в лесу и питаться шишками я не буду. Я сюда прибыл не на рандеву, а по требованию. И поэтому я поселюсь в самой церкви и стану там жить, пока не получу то, что меня удовлетворяет. В алтаре я не стану находиться, а за алтарём, где есть маленькое окошечко, я непременно поселюсь и буду там жить, хотя бы вы все с ума сошли.

Среди придерживающихся религии началось некоторое недовольство. Такое, можно сказать, божественное место — храм, а тут, короче говоря, поп будет сушить свои портянки и вдобавок вдруг ещё тут блох разведёт или что-нибудь вроде этого.

Но поскольку никто из религиозников не дрогнул в смысле предоставления попу квартиры, то так и случилось, как сказал поп.

Он поселился в храме и стал там без смущения жить. И даже там на примусе что-то он себе пёк, варил, кипятил и жарил.

Это поведение вызвало большие толки и пересуды среди населения. Многие даже специально стали сюда приезжать, чтобы посмотреть в церковное оконце, как там устроился поп, как он там, нахал, живёт и что себе стряпает.

И вот проходит, представьте себе, два месяца, и вдруг в народе распространяется слух, что священнослужитель не только спит в церкви, но он ещё вдобавок влюбился в одну вдову и теперь её сюда к себе в гости приглашает, не отдавая себе полного отчёта, что он такое делает с точки зрения христианской морали.

Это последнее дело переполнило чашу терпения религиозников. И группа верующих решила накрыть попа с поличным.

И когда вдова пришла к попу на свидание и верующие вполне удостоверились, что так оно и есть, как говорилось в народе, возмущение достигло своего предела.

Кем-то был пущен камень в оконце. А кое-кто даже хотел бревном выломать двери. Но до этого не дошло, поскольку сам поп открыл двери и вышел к верующим. Он им так сказал:

— Квартиру вы мне не предоставили. А теперь вы, собаки, около моей двери шум поднимаете и разбили мне окно. Очень это красиво, благодарю вас. Но вы напрасно тревожитесь. Мы, попы, не какие-нибудь там чёрные монахи; мы люди живые, и нам не чуждо всё земное. И я могу повторить то, что я вам сказал: жить в лесу и питаться шишками я не буду. А лучше вы подумайте, где мне иметь квартиру. И идите себе с богом и не скандальничайте... А то, что вы мне стекло разбили, это такое нахальство с вашей стороны, что я даже и не знаю теперь, как я к вам отнесусь и сколько с завтрашнего дня я буду брать за каждую отдельную службу и за упокой вашей души.

Верующие прямо удивились, какой им попался поп. Они больше скандалить с ним не стали. Но на другой день подали в сельсовет заявление: дескать, вот какой случай, нельзя ли, дескать, попа одёрнуть, дескать, живёт в церкви и вдобавок вот какой имеет характер.

Мы не преувеличиваем — сельсовет энергично взялся за дело и с соответствующей резолюцией двинул это заявление в область с тем, чтобы там образумили попа.

Там, в области, немножко над этим посмеялись и вернули заявление в сельсовет с указанием не тревожиться за частный быт попов.

В общем, молодой, энергичный поп живёт всё ещё в храме, и там он спит и кушает. Но верующие (чего доброго, вместе с кружком безбожников) уже начали отстраивать небольшую хибарку, куда и хотят с осени переселить попа.

Только не знаем, переедет ли он туда. Ему в храме светлей и воздуха больше.

Любовь

Вечеринка кончилась поздно.

Вася Чесноков, утомлённый и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастёрке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном:

— Обождите, радость моя... Обождите первого трамвая. Куда же вы, ей-богу, в самом деле... Тут и посидеть-то можно, и обождать, и всё такое, а вы идёте. Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши... Так ведь и захворать можно по морозу...

— Нет,— сказала Машенька, надевая калоши.— И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить?

— Так я вспотевши же,— говорил Вася, чуть не плача.

— Ну, одевайтесь!

Вася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв её под руку.

Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег.

— Ах, какая вы неспокойная дамочка,— сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль.— Не будь вы, а другая — ни за что бы не пошёл провожать. Вот, ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошёл.

Машенька засмеялась.

— Вот вы смеётесь и зубки скалите,— сказал Вася,— а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы и лежите до первого трамвая — и лягу. Ей-богу...

— Да бросьте вы,— сказала Машенька,— посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота!

— Да, замечательная красота,— сказал Вася, глядя с некоторым изумлением, на облупленную штукатурку дома.— Действительно, очень красота... Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства... Вот многие учёные и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой смерти и до самопожертвования. Ей-богу... Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку — ударюсь.

— Ну, поехали,— сказала Машенька не без удовольствия.

— Ей-богу, ударюсь. Желаете?

Парочка вышла на Крюков канал.

— Ей-богу,— снова сказал Вася,— хотите вот — брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать...

Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.

— Ах! — закричала Машенька.— Вася! Что вы!

Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря.

— Что разорались? — тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.

Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решётке.

Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.

— Ну, ты, мымра,— сказал человек глухим голосом.— Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь — стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай!

— Па-па-па,— сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так?

— Ну! — человек потянул за борт шубы.

Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял.

— И сапоги тоже сымай,— сказал человек.— Мне и сапоги требуются.

— Па-па-па,— сказал Вася,— позвольте... мороз..

— Ну!

— Даму не трогаете, а меня — сапоги снимай,— проговорил Вася обидчивым тоном,— у ей и шуба и калоши, а я сапоги снимай.

Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал:

— С её снимешь, понесёшь узлом — и засыпался. Знаю, что делаю. Снял?

Машенька в ужасе глядела на человека и не двигалась. Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки.

— У ей и шуба,— снова сказал Вася,— и калоши, а я отдувайся за всех...

Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал:

— Сиди и не двигайся, и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься — пропал. Понял, сволочь? И ты, дамочка...

Человек поспешно запахнул шубу и вдруг исчез.

Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках.

— Дождались,— сказал он, со злобой взглянув на Машеньку.— Я же её провожай, я и имущества лишайся. Да?

Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заёрзал вдруг ногами по снегу и закричал тонким, пронзительным голосом:

— Караул! Грабят!

Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дёргая ногами. Машенька осталась у решётки.

Секреты экономии денег во время путешествий

Пожалуй, каждый человек мечтает о путешествии. Можно долго строить планы, воображать грандиозные и интересные маршруты. Однако, далеко не всегда желание посмотреть мир совпадает с финансовыми возможностями. Многие в этом случае решают остаться дома и продолжать мечтать об интересных местах. Хотя на самом деле даже при небольшом бюджете путешествие может получиться захватывающим. Главное, знать секреты бюджетных путешествий.

Секрет № 1 – отелям есть замена

Гостиницы и отели - это не единственные места, где вы можете остановиться во время путешествия. Сейчас существует большое количество популярных сервисов при помощи которых можно найти где переночевать в любой точке мира. При этом денег с вас не возьмут. Любой желающий может предоставить вам комнату в своем дома на одну ночь совершенно бесплатно. Как правило, это делают такие же бюджетные путешественники. К тому же так вы сможете найти новых друзей из разных точек мира. А они лучше любого путеводителя или гида расскажут вам об интересных местах своего города. Также отличной заменой отелям может стать хостел. Там уже придется заплатить за спальное место, однако, намного меньше, чем снять номер в отеле.

Секрет № 2 – больше ходите пешком

Города в Европе не очень большие. Поэтому их вполне можно обойти пешком, приятно прогуливаясь по их улочкам и изучая достопримечательности. Так, вы и сэкономите на транспорте. Но если город слишком большой чтобы передвигаться только пешком, тогда, конечно, вам нужен будет транспорт. И тут у вас будет два варианта – либо вы платите, либо нет. Если вы решили платить можете приобрести специальные комплексные безлимитные билеты.

Они могут быть как на один день, так и на неделю и даже месяц. Как правило, приобрести такой билет дешевле, чем постоянно расплачиваться в транспорте из раза в раз. Если же вы совсем не хотите платить, то стоит отметить, что во многих городах Европы отсутствуют турникеты и кондукторы в транспорте. Все потому что там надеяться на совесть людей. А если вы все же нарвались на контролера, делайте вид, что не понимаете языка или вообще всей ситуации.

Секрет № 3 – готовьте самостоятельно

Многие туристы привыкли питаться в кафе и ресторанах. Хотя на самом деле вы даже не замечаете, сколько тратите на обеды и ужины. Если где-то вы остановились больше чем на неделю, забудьте про кафе и рестораны. Лучше отправляйтесь за продуктами в ближайший супермаркет или рынок и готовьте сами. Это будет намного дешевле. Еще одним вариантом как можно вкусно и дешево поесть является университетская столовая. В них обычно открыт доступ и там никто не требует подтверждения, что вы студент. Поэтому вам нужно лишь узнать у самих студентов, где они питаются.

Воспользовавшись этими простыми секретами вы удивитесь, как много денег сможете сэкономить и при этом отлично провести время.

Вегетарианство

В последнее время все больше людей отказываются от потребления мяса и мясных продуктов. Однако все еще есть любители мяса, и мясо, безусловно, является любимой частью меню многих людей. Статистика показывает, что общее число поставок мяса в мире составляет около 300 миллионов тонн в год. Употреблять мясо или нет - это решение, которое нужно принять самостоятельно, а не под влиянием окружающих. У каждого свои причины отказа от мяса, будь то жалость к животным, вредность мяса из-за гормонов, желание жить долго, иметь хорошее здоровья. В данной статье мы подобрали 10 причин, чтобы стать вегетарианцем.

Низкое качество мяса

Сотни лет назад мясо было полезно для здоровья, но в наше время это, увы, не так. К сожалению сейчас не заботятся о здоровье животных. Им вводят гормоны, стероиды и антибиотики, чтобы вырастить большое животное и продать больше мяса. И все эти вещества поступают в наш организм, когда мы едим подобное мясо. Даже отрицательные эмоции, которые испытало животное в течение жизни и страх, испытываемый за секунды до смерти могут повлиять на качество мяса.

Разнообразие продуктов

Если вы откажетесь от мяса, это не означает, что вы будете питаться только фруктами и овощами. На самом деле, есть много вкусных и сытных продуктов для вегетарианцев. Если не верите, посмотрите в интернете, там есть много рецептов вегетарианцев и даже сыроедов. Кроме того, в крупных городах есть вегетарианские рестораны с прекрасным меню.

Профилактики рака

Статистика показывает, что у вегетарианцев вероятность развития рака на целых 40% меньше, чем у мясоедов.

Здоровое сердце

Мясо вредно для сердца, особенно при злоупотреблении. Вегетарианцы имеют более низкое кровяное давление и уровень холестерина, что ведет к снижению возможности развития сердечно-сосудистых заболеваний.

Природа

Большинство людей не задумываются о деревьях, о лесах. Они принимают это как должное и не видят ничего плохого в вырубке деревьев. Однако для животных необходимы огромные площади леса, чтобы они могли питаться и полноценно жить. При создании сельскохозяйственных зон вырубаются огромные территории леса для выращивания животных и последующей продажи мяса. Кроме того, доказано, что вегетарианцы снижают выбросы углекислого газа на 33% по сравнению с мясоедами.

Потеря веса

Полные вегетарианцы встречаются редко. Так что проблему лишнего веса можно легко решить переходом на вегетарианский образ жизни.

Деньги

Мясо - далеко не дешевое удовольствие. Статистика показывает, что вегетарианцы экономят приличные суммы по сравнению с мясоедами. Соя стоит копейки, еще заменителями мяса могут быть сейтан, бобовые, которые также стоят в разы меньше, чем мясо.

Вода

В мире ограниченный запас пресной воды, поэтому она не должна тратиться впустую. Например, для приготовления мясных блюд требуется почти в два раза больше воды, чем для вегетарианских.

Как бы человек не любил мясо, он должен думать о своем здоровье и окружающей среде. Даже частичный отказ от мяса снизит риск многих заболеваний.

Любитель

Лично я, братцы мои, к врачам хожу очень редко. То есть в самых крайних, необходимых случаях. Ну, скажем, возвратный тиф или с лестницы ссыпался.

Тогда, действительно, обращаюсь за медицинской помощью. А так я не любитель лечиться. Природа, по-моему, сама органы регулирует. Ей видней.

Конечно, я иду не против медицины. Эта профессия, я бы сказал, тоже необходимая в общем механизме государственного строительства. Но особенно увлекаться медициной, я скажу, тоже нехорошо.

А таких любителей медицины как раз сейчас много.

Тоже вот мой приятель Сашка Егоров. Форменно залечился. А хороший был человек. Развитой, полуинтеллигентный, не дурак выпить. И вот пятый год лечится.

А сначала у него ничего такого особенного и не было. А просто был худощавый субъект. Ну, сами знаете — во время войны жрали худо, ну, и обдёргался человек. И начал лечиться.

Начал лечиться. Стал поправляться.

Поправляется и поправляется. И через два года до того его разнесло, что собственные дети начали пугаться его излишней полноты и выражения глаз.

А выражение было обыкновенно какое — испуганное. Всё-таки испугался человек, что его так разносит. Хотел было прекратить лечение, да видит: поздно. Видит: надо от ожиренья лечиться.

Начал лечиться от ожиренья.

Доктор говорит:

— Ожиренье — главная причина вашей неподвижной жизни. Или наоборот. Побольше,— говорит,— ходите взад и вперёд, может быть, от этого факта похудеете.

Начал ходить мой приятель. Ходит и ходит, как сукин сын. Целый день ходит, а к вечеру до того у него аппетит разыгрывается — удержу нету. И сон такой отличный стал — прямо беда. Одним словом, опять прибавил человек за короткое время больше пуда. И стал теперь весить пудов девять.

Врач говорит:

— Нет,— говорит,— вам ходить вредно. Остановитесь. Вам, наверное, ездить нужно. Поезжайте на курорт.

Теперь мой приятель собирается поехать на курорт. Или в Ессентуки, или в Боржом. Я не знаю. Одним словом, рассчитывает, что польза будет.

Я, со своей стороны, тоже рассчитываю, что курорт принесёт ему пользу. Постоит человек за железнодорожным билетом ночки две, потреплется за справками да за получением денег — и спустит, как миленький, пуда два, если не больше.

Да оно и понятно. Тут будет, можно сказать, непосредственное воздействие природы на человеческий организм.

Контролер

Организм у слесаря Гаврилыча был неважный. Была ли селезёнка в неисправности или какой другой орган был с изъянцем — неизвестно. А только мучила человека жажда беспрестанно.

Как, например, получит человек деньги, отойдёт от кассы, так и шабаш. Такая настаёт жажда — беда. Прямо беги в первую портерную и пей дюжину. И то мало. Не залить всей жажды.

До чего же организмы бывают у людей неудачные!

А в субботу слесарь Гаврилыч подсчитал получку, отошёл от кассы и вдруг как раз и почувствовал сильный прилив жажды.

«Выпить надоть,— подумал слесарь.— Главное, что тискаются, черти, у кассе, пихаются... Жажду только вызывают, дьяволы».

Положил слесарь деньги в карман. Вышел за ворота. Посмотрел по сторонам с осторожностью. Так и есть. У ворот собственной своей персоной стояла супруга Гаврилыча, драгоценная Марья Максимовна.

Марья Максимовна стояла в толпе женщин и, поминутно оглядываясь на ворота, говорила:

— Главное, милые мои, за ворота-то нас не пущают. За воротами-то, милые мои, способней. Тут, например, густо попрёт мужчина и не увидишь, который какой супруг с деньгами-то...

— Верно, Максимовна,— подтверждали в толпе.— Верно!

— Конечно, верно,— говорила Марья Максимовна.— А только, бабоньки, деньги-то у супругов враз отымать не к чему. Злеют супруги от этого... А контроль наблюдать надо бы. Супруг, например, в портерную — и ты в портерную. Супруг биллиарды гонять — и ты не то что гонять, но стой, не допущай зарываться...

Слесарь Гаврилыч сделал равнодушное лицо и осторожно пошёл вперёд, стараясь пройти незамеченным.

— Вон он твой-то, павлин! — закричали в толпе.

Марья Максимовна всплеснула руками и ринулась за супругом.

— Прикатилась? — спросил слесарь.

— Прикатилась, Иван Гаврилыч,— сказала супруга. И вдруг почувствовала, что её распирает сильная злоба.

Хорошо было бы, конечно, тут же сцепиться и отчехвостить при всех Гаврилыча. Ах, дескать, ирод, окаянная твоя сила! Такие-то поступки! Так-то ты растого, разэтого, тово...

Но Марья Максимовна сдержалась и сказала приветливо:

— А идите сюда, Иван Гаврилыч. Мы не препятствуем. А только мы от вас сегодня ни на шаг не отстанем. Вы в портерную — мы в портерную. Вы биллиарды гонять — и мы биллиарды гонять...

У слесаря Гаврилыча сильно чесался язык. Хорошо бы, думал Гаврилыч, стукануть сейчас по скуле Марью Максимовну. Или на худой конец отчехвостить при народе. Ах, дескать, контроли строить! Муж, может, неограниченную сдельщину делает, преет и потеет, а ты контроли наблюдать...

Но Гаврилыч сдержался и, махнув рукой, вошёл в портерную.

Жена решительно шагнула за Гаврилычем.

А через час супруги вышли из портерной обнявшись. Оба были сильно навеселе. Гаврилыч, надрывая свой козлетон, пел «Бывали дни весёлые». Марья Максимовна ему подтягивала дрожащим голосом.

Они шли в обнимку и, слегка покачиваясь, пели.

Семь духовных законов для родителей

Настоящий духовный рост изменяет человека самым парадоксальным образом. Он дает понимание, сохраняя в то же время невинность. Будучи родителями, мы слишком сильно поддаемся соблазну держаться на расстоянии от детей. Мы это делаем потому, что, как нам кажется, мы больше знаем о жизни, тогда как в действительности мы обычно просто больше испытали. Мы стараемся извлечь пользу из того, что знаем правила и избегаем наказаний, прячем свои слабости, чтобы продемонстрировать силу, и никогда не позволяем соскользнуть со своего лица маске неуязвимости. Нет лучшего рецепта разрушить детскую невинность, чем разрушить свою собственную.

С того момента, когда ваш ребенок появляется на свет, вы — его учитель духа. Если вы создаете атмосферу доверия, открытости, несуждения и приятия, эти качества ваш ребенок усваивает как качества духа.

Роль родителей в совершенном мире можно было бы выразить одной короткой фразой: Показывать только любовь, быть только любовью.

Но в мире, где нам приходится справляться со всем, что в нем есть, дети постоянно сталкиваются с поведением, лишенным любви, в основном, вне дома, но иногда и внутри. Вместо того чтобы беспокоиться о том, достаточно ли в вас любви, чтобы вы могли быть духовным учителем, постарайтесь посмотреть на духовность как на искусство жизни, потому что именно этим она и является.

Я уверен, что именно это искусство вы должны передать своему ребенку как можно раньше, и он сумеет его понять.

Начиная с самого рождения у детей есть определенные потребности, зная которые и удовлетвряя их правильным образом, родители могут вырастить счастливого ребенка с открытым сердцем и наполненного любовью к себе и окружающему миру.

Потребности ребенка в разные периоды жизни

Младенец, 0-1 год

Ключевые слова: любовь, нежность, внимание

К счастью для нашего поколения, в наши дни уже отказались от ложного представления о том, что детей нужно воспитывать и приучать к дисциплине с самой колыбели. Младенец — чистое золото в духовном понимании. Лелея его невинность, мы можем найти обратный путь к себе самим. Так что на правильном пути те родители, которые являются учениками своего ребенка. Касаясь своего ребенка, беря его на руки, защищая от всех опасностей, играя с ним и отдавая ему свое внимание, вы устанавливаете с ним духовную связь. Без этих «примитивных» реакций со стороны того, что его окружает, человеческий организм не может пышно расцвести — он будет чахнуть и терять силы точно так же, как цветок, лишенный солнечного света.

Ребенок, начинающий ходить, 1-2 года

Ключевые слова: свобода, поощрение, уважение

На этом этапе своего развития ребенок впервые приобретает эго. Здесь слово эго употребляется в самом простом его смысле, как «я», как признание «я есть». Это опасное время, потому что ребенок впервые испытывает отделение от своих родителей. Соблазн свободы и любопытство толкают в одном направлении, но страх и неуверенность тянут в другом. Не все переживания, связанные с тем, что вы предоставлены самому себе, приятны. Поэтому именно в это время родители должны преподнести духовный урок, без которого ни один ребенок не может по-настоящему превратиться в независимую индивидуальность: мир безопасен.

Если вы, будучи взрослым человеком, чувствуете себя в безопасности, это означает, что когда-то, когда вам еще не исполнилось одного — двух лет, вы не были обусловлены страхом: вместо этого родители поощряли ваше безграничное развитие, учили ценить свободу, несмотря на раны, которые ребенок получает время от времени, сталкиваясь с окружающими его вещами этого мира. Упасть - совсем не одно и то же, что потерпеть поражение, испытать боль — совсем не одно и то же, что решить, что мир опасен. Травма — не что иное, как средство, которое Природа использует для того, чтобы сказать ребенку, где проходит граница; боль существует для того, чтобы показать маленькому ребенку, где начинается и заканчивается «я», чтобы помочь ему избежать потенциальных опасностей вроде ожога или падения с лестницы.

Когда родители искажают этот естественный процесс обучения, в результате возникает ощущение психологической боли, что вовсе не входило в намерения Природы. Физиологическая боль устанавливает границы, которые вы не можете пересечь, не испытав глубокого беспокойства о своем состоянии. Если ребенок связывает получение травм с тем, что он плохой, слабый, что он не способен справляться с трудностями или что он окружен опасностями, места для внутреннего духовного роста не остается. Без ощущения безопасности дух недосягаем: человек всегда пытается просто чувствовать себя уверенно в этом мире, но эта уверенность не может быть достигнута, пока он не избавится от отпечатков, полученных в раннем детстве.

Дошкольники, 2-5 лет

Ключевые слова: заслуживающий похвалы, исследующий, одобряемый

На этой стадии у ребенка развивается чувство самоуважения. Самоуважение обеспечивает готовность покинуть пределы семьи, чтобы встретиться с огромным миром. Это период заданий и испытаний. Пока ребенку не исполнится два-три года, он не несет никакой ответственности за поставленные перед ним задания — ему достаточно играть и быть жизнерадостным. В это время единственная духовная обязанность состоит в том, чтобы давать пищу восторгу, который испытывает «я» ребенка, когда оно открывается новому миру. Одновременно с обучением опрятности и умению самостоятельно держать ложку ребенок начинает осознавать, что «я есть» можно расширить до «я могу». Когда эго двухлетнего человека это осознало, его уже ничто не может остановить. Оно думает, что ему принадлежит весь мир — и, конечно же, все члены его семьи.

«Я» в это время подобно только что включенному генератору силы, и, что особенно страшно, новорожденное эго пользуется этой силой самым неорганизованным образом. Крик, визг, увиливание, использование всесильного слова нет! и вообще попытки управлять действительностью с помощью одного только своего желания — это как раз то, что и должно происходить в этом возрасте. В духовном смысле ценность этого дошкольного возраста состоит в том, что эта сила — духовная сила, и только искажения ее ведут к проблемам. Так что вместо того, чтобы сдерживать эти приливы энергии в своем ребенке, направьте их на такие задачи и испытания, которые учат приобретению равновесия. При отсутствии равновесия неудержимое желание дошкольника проявлять свою силу приводит к огорчениям, ведь то, что он испытывает, это большей частью иллюзия силы. Без умолку болтающий двухлетний ребенок — это еще крошечный, легко уязвимый, несформировавшийся персонаж. В своей любви к детям мы допускаем иллюзии, потому что мы хотим, чтобы они выросли сильными, толковыми людьми, готовыми к любому испытанию. Но подобное чувство самоуважения не сможет развиться у ребенка, если в этом возрасте останавливать или подавлять у него чувство, что он обладает силой.

Возраст детского сада — первых классов начальной школы, 5-8 лет

Ключевые слова: дарение, умение поделиться, несуждение, приятие, искренность

Ключевые слова, которые применимы к первым школьным годам, носят более социальный оттенок. Конечно, существует много других слов, потому что, когда ребенок в свои пять лет постигает мир, мозг его настолько сложен и активен, что он усваивает и проверяет бесчисленное количество различных понятий. Кроме того, я вовсе не хочу сказать, что воспитанием умения поделиться, отдавать то, что у тебя есть, другому и говорить правду можно пренебрегать в более ранние годы, но критическим моментом именно этого возраста является то, что в это время ребенок начинает усваивать абстрактные понятия. Конкретно мыслящий ум младенца, который не понимал причин вашего поведения, а только чувствовал, теперь приобретает возможность воспринимать действительность за пределами «я есть», «я хочу» и «я первый".

То, как мы отдаем, в любом возрасте показывает, насколько мы сопереживаем потребностям тех, кто нас окружает. Если, отдавая, мы рассматриваем это как потерю - я вынужден от чего-то отказаться, чтобы ты мог это иметь, — значит, духовный урок на этой стадии не был пройден. Отдавание в духовном понимании означает: «Я отдаю тебе, ничего не теряя, потому что ты - это часть меня». Маленький ребенок не может полностью охватить эту идею, но он может ее почувствовать. Дети не просто хотят делиться — они любят делиться. Они ощущают тепло, которое выделяется при пересечении границ эго и включении в свой мир другого человека, — нет большего доказательства близости, и поэтому никакое другое действие не вызывает такого блаженства.

То же самое можно сказать и о правдивости. Мы лжем для того, чтобы себя обезопасить, чтобы предотвратить опасность наказания. Страх наказания подразумевает внутреннее напряжение, и, даже если ложь действительно защищает от ощущаемой опасности, она очень редко, если вообще когда-нибудь помогает избавиться от этого внутреннего напряжения. Это сделать может только правда. Когда маленького ребенка учат тому, что, если он будет говорить правду, это вызовет у него приятные чувства, он делает первый шаг к осознанию, что правда обладает духовной ценностью.

Не обязательно прибегать к наказаниям. Если вы воспитываете у ребенка отношение «говори правду или у тебя будут неприятности», вы учите духовной фальши. Ребенок, у которого возникает соблазн солгать, находится под действием страха. Если до сознания доходит правда, связанная с этим страхом, разум вполне логично пытается поступить наилучшим образом, говоря правду. В любом случае вы заставляете ребенка поступать лучше, чем, как вам кажется, он есть на самом деле. Научить действовать исходя из требований других — верный рецепт духовного разрушения. Ваш ребенок должен чувствовать: «это то, что я сам хочу делать».

Дети старшего возраста, 8-12 лет

Ключевые слова: независимость суждения, разборчивость, проникновение в сущность

Многим родителям эта стадия развития детей приносит больше всего радости, потому что именно к этому времени у детей развивается личность и независимость. Они начинают думать по-своему, у них появляются увлечения, симпатии и антипатии, энтузиазм, усиленное стремление открыть то, что может остаться на всю жизнь, например любовь к науке или искусству. Применимые к этому возрасту ключевые духовные понятия полностью соответствуют этой волнующей фазе.

Хотя это звучит и сухо, «разборчивость» — прекрасное качество души. Это гораздо больше, чем просто отличать хорошее от плохого. В эти годы нервная система сама способна поддерживать острое ощущение величайшей глубины и важности будущего. Десятилетний ребенок способен к мудрости, и, в первую очередь, речь идет о самом деликатном даре — личном проникновении в сущность вещей. Ребенок способен видеть своими собственными глазами и судить на основании того, что он видит: он больше не получает мир из вторых рук — из рук взрослых. Поэтому это первый этап, когда любое понятие типа «духовный закон» может быть усвоено умозрительно. До этого закон представляется подобным правилу, которому нужно следовать или по меньшей мере уделять внимание. Вместо того чтобы использовать слово закон, родители могут воспользоваться словами «как это работает», или «почему все происходит именно таким образом», или «делай это так, чтобы ты чувствовал, что это хорошо». Это более конкретный способ обучения, опирающийся на опыт.

Однако в возрасте десяти лет или около того абстрактные рассуждения принимают независимый оборот, и настоящим учителем вместо авторитетной личности теперь становится опыт. Почему так происходит — это духовная тайна, ведь опыт присутствовал с самого рождения, но по какой-то причине мир вдруг заговорил с ребенком: к нему приходит изнутри глубинное понимание того, почему это правильно или нет, почему так много значат правда и любовь.

Ранние юношеские годы, 12-15 лет

Ключевые слова: самоосознание, экспериментирование, ответственность

Детство заканчивается и начинается отрочество, время, которое принято считать трудным и тяжелым. Детская невинность внезапно обращается половой зрелостью, и у юного существа появляются потребности, которые родители больше не могут удовлетворить. Родители начинают понимать, что пришла пора отпустить своих детей и поверить, что те способны иметь дело с миром ответственности и давления, к которому, может быть, сами родители только что научились приспосабливаться, избавившись от чувства неуверенности.

Решающим теперь является то, что полученные в детстве уроки начинают приносить плоды — сладкие или горькие. Ребенок, который отправляется в мир с отпечатками подлинных духовных знаний, будет отражать гордость и доверие своих родителей. Ребенок, который движется спотыкаясь, в полном замешательстве, отчаянно экспериментируя и постоянно испытывая давление со стороны своих сверстников, скорее всего, отражает скрытую беспорядочность своего воспитания.

Отрочество — время пресловутой застенчивости, но оно может также стать временем самоосознания.

Когда кончается детство, экспериментирование совершенно естественно, но оно не должно быть безрассудным и разрушительным. Весь вопрос в том, обладает ли ребенок внутренним Я, которое можно использовать в качестве советчика. Это внутреннее Я — неслышный голос, который обладает силой выбирать между правильным и неправильным, исходя из глубокого понимания жизни. Возраст для этого понимания не имеет значения. Новорожденный младенец обладает им в той же степени, что и зрелый взрослый человек. Разница заключается в том, что взрослый человек придерживается поведения, которое определяется внутренним советчиком, и, если вы научили своего ребенка прислушиваться к собственному молчанию, вы, не опасаясь, можете отпускать его в мир уже не как ребенка. Это очень радостное переживание (хотя временами и заставляющее нервничать) — наблюдать, как в результате экспериментирования с множеством выборов, которые предоставляет выросшему ребенку жизнь, растет его самоосознание.