А если человек на аэроплан зазевался, если голову кверху задрал и рот разинул, то примета такая есть — к такому человеку сущие пустяки в карман влезть.
Ну а влез в карман — бери что твоей душе угодно. А душе, скажем, всё угодно. Каждый предмет угоден и нравится. Васькиной душе, например, и часишки нравятся, и портсигары очень симпатичны, и колечки — тоже неплохо, если они, конечно, не кастрюльного золота.
На аэропланы же Васька Гусев смотреть не любит — нелюбопытное занятие. Ну летит и летит. На то и сделано, чтоб летало.
Васька Гусев потискался в толпе, вынул у пузатого гражданина портсигар серебряный, срезал у зазевавшегося, сенновского небось, купчика струканцы с цепочкой, залез в какую-то бабью сумочку, выбрал оттуда маленький этакий портсигарчик с пудрой и платок довольно вонючий и переложил всё это добришко в свой карман.
После, весело посвистывая, Васька Гусев нырнул в сторонку, прошёл два квартала для безопасности и, снова потискавшись в народе, пробрался вперёд, встал у тумбы и с интересом стал следить за демонстрацией.
Народ шёл по улице с пением и музыкой. Трубачи трубили, народ пел, красные флаги качались в воздухе, а по бокам на панелях плечом к плечу люди теснились и охали.
Васька не охал. Васька стоял на панели и курил папироску. Позади Васьки кто-то сказал вслух:
— А всё-таки, братцы, огромаднейший это праздник... Первое то есть мая...
— А конечно,— подтвердил кто-то.— Пасха и та будет помельче...
Васька Гусев тоже хотел присовокупить своё авторитетное мнение насчёт праздника — дескать, майский праздник разве можно с чем сравнить, чудаки...
Но сказать это вслух Васька постеснялся.
«Праздник, конечно, большой,— подумал Васька,— а моё дело, между прочим,— маленькое: спёр — и за щеку, спёр — и до свиданья... А праздник, безусловно, огромадный. В такой праздник даже довольно совестно в карманы влезать».
Васька побренчал серебром в кармане и успокоительно сплюнул.
«У буржуев, между прочим, спёрто,— подумал Васька.— У бедноты нипочём бы не спёр. Очень уж огромадный праздник. Нельзя».
Васька снова побренчал рукой по карману и вдруг вспомнил, что, кроме всего прочего, ещё спёр он у девицы серебряный портсигарчик с пудрой.
«Жалко,— подумал Васька.— Зазря девчонку обидел. Пойти поискать её, что ли? Очень уж огромадный праздник... Да где найти?.. Подсунуть, что ли, кому-нибудь? Товарчик, конечно, маловажный, неинтересный товар. На что он мне сдался...»
Васька пробрался через толпу и нырнул в сторонку.
«Суну кому-нибудь этот самый дамский портсигарчик,— решил Васька.— Ей-богу. Суну бедному человеку. Очень огромадный праздник! Пущай бедный человек придёт домой, на квартиру, вывернет карманы, а там портсигарчик. Серебро всё-таки... Продать можно... А человек пущай будет пребедный-бедный. Найдёт портсигарчик, обрадуется до чего, заплачет... Вот, скажет, какое чудо-юдо со мной приключилось!»
Васька помечтал немного и стал глазами искать бедного человека.
Много было бедных, но у одного сапоги были новёшенькие, у другого — штаны приличные в клеточку, у третьего — цепочка из кармана болтается. Таким-то Васька не сунет. Сунет Васька ужасно бедному и безработному человеку.
Васька прошёлся по тротуару и вдруг увидел человека, плохо одетого, в рыжих штанах и в рваной гимнастёрке. Человек стоял неподвижно и, слегка раскрыв рот, смотрел на аэроплан.
«Безработный,— подумал Васька.— Ему и суну. Ей-богу. Очень уж огромадный праздник».
Васька Гусев подошёл к бедняку поближе, нащупал карман в рыжих штанах и сунул туда портсигар.
Портсигар провалился в карман и вдруг с грохотом упал на панель. В рыжих штанах карманов не было.
Человек в рыжих штанах охнул и схватил Ваську за руку.
— Воруют! — закричал он, сжимая Васькины руки.
Тотчас окружили Ваську и стиснули кольцом. От удивления Васька даже не сопротивлялся.
— Ну и ну,— сказал Васька,— карманов-то, братцы, у его нету...
Ваську тискали, мяли и даже кто-то ударил по скуле.
— За что же, братцы? — сказал Васька, сплёвывая.— Я же, братцы, сам ему сунул дамский этот портсигарчик.
— Да ну? — удивились в толпе.— Зачем же ты сунул-то?
Человек в рыжих штанах оторопело смотрел на Ваську.
— Да ну? — сказал он тоже.— Ты, парень, небось думал, что карманы у меня есть, да? Нету у меня, парень, карманов-то. Жалею, что нету... Жалко. Лучше бы ты, парень, вот сюда сунул.
Человек без кармана хлопнул по своей гимнастёрке и с огорчением добавил:
— Жалко... В этот карманчик надо бы тебе сунуть. На гимнастёрке который. Ты гляди, парень: в этот надо было сунуть. Эх, дядя!..
Человек без кармана сконфуженно улыбнулся, махнул рукой и, с грустью покачивая головой, отошёл в сторонку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий